Слезами пропиталось абсолютно все: подушка, больничная постель, ночная рубашка. Дашка орошала меня влагой, будто огород в засуху, и все время что-то бубнила, но из-за горьких рыданий получалось лишь монотонное мычание.
- Хватит разводить сырость, – поморщилась я, вытирая салфеткой руку. – Я рядом, жива, почти здорова. Что тебе еще нужно?
- Да я чуть с ума не сошла-а-а. – Прорыдала она, и вновь стала причитать непонятным бульканьем.
Отмахнувшись, я решила вздремнуть. Дашкины слезы выматывают, похлещи всех процедур, прописанных мне.
- Зачем ты та-ак? – Донеслось до моих ушей. Я нехотя приоткрыла глаза. – Ты даже не представляешь через что я прошла-а-а… У-у-у… - Заревела подруга пуще прежнего.
- Дашка, я, конечно, тебя люблю, но сейчас хочу огреть каким-нибудь тяжелым предметом. – Предупредила я. – Четвертые сутки ревешь – не надоело еще?
- Ты… ты бездушна-ая… - Прошмыгала она, заикаясь. – Я… я… я…
- Все понятно. Ты беспокоилась за меня, места не находила. Но все прошло. Теперь я здесь, с тобой. Вытирай слезы, приводи себя в порядок. И чтобы больше опухшей и рыдающей не приходила.
- Белка…
- Иди, умойся. Я тебя жду. – Указала я на дверь, и выразительно посмотрела на подругу.
Та, со вздохом поднялась, взяла костыли и поковыляла к двери, всхлипывая и стеная.
Более пятнадцати минут ее не было, а у меня сна ни в одном глазу. Лежала и пялилась в окно, наблюдая за ночными сумерками, проникающими в больничную комнату.
Дверь палаты бесшумно открылась, и вошел Игнат. За эти дни, навещает меня впервые, хотя подруга утверждает, что обитается он поблизости все время.
- Ты как? – Спросил будничным тоном.
Руки в карманах, рукава рубашки закатаны по локоть, волосы взъерошены, пробивается щетина – не спал что ли? Но сдаюсь – он бесподобен. Взгляд цепкий, и изучающий.
- Жить буду, - ответила я.
Он подошел ко мне, наклонился очень низко, к самому лицу, и, погладив по щеке, тихо заговорил:
- Это самое главное, - улыбнулся уголками губ.
Я не смогла сдержаться:
- Как же мне не хватало этой улыбки. - Провела пальцами по его губам, и путано зашептала, цепляясь за возможность высказаться: - Ты не приходил столько времени… я думала… хочу сказать тебе, пока снова не исчез бесследно... в общем, спасибо.
- За что? – Удивился.
- За то, что спас.
- Я не мог по-другому, знаешь ведь.
- Ты ничем не обязан мне, Игнат, но все равно спас жизнь...
- Ма-аленкьая моя, - протянул он, - ты так и не поняла, что я не мог поступить иначе? Не мог. Это только моя вина, во всем случившемся - не надо было отпускать тебя от себя ни на шаг. Тем более с этим, Шрамом. – Поняв, что сболтнул лишнего, он замолчал. Резанул холодным взглядом. Я не выдержала, опустила глаза и прикусила губу: не могу разреветься, не сейчас, и не при Игнате. – Ответь мне, - взяв меня за подбородок, потребовал Игнат, сразу же меняясь в настроении: - Ответь… ты его любишь?
Я помолчала.
- Он многое сделал, для меня и для Дашки...
- Это не ответ. Ты его любишь? – Сжимая подбородок сильнее, жестко повторил он.
- Не знаю, - покачала я головой.
Игнат выпрямился, подошел к окну, распахнул одну створку, подставляя лицо ветру, и грязно выругался. Достал сигареты, выбил одну, чиркнул зажигалкой. Движения были резкими и нервными. Обычно, в таких случаях, старалась держаться от него подальше, чтобы не попасться под горячую руку, но куда я пойду, из собственной палаты?
Спустя три сигареты, он, наконец, выдохнул:
- Я не верю.
- Почему? – Тихо спросила я.
- Ты не можешь его любить, - упрямо проговорил он, не понятно кого в этом убеждая – меня или себя.
Мы молчали. В комнате становилось темнее, сигаретный дым гулял в воздухе, а мы все молчали. Игнат стоял ко мне спиной, не оборачивался, но я видела, как было напряженно все его тело.
- А знаешь Игнат, это ужасно больно, когда в ком-то нуждаешься, – сжав кулак, тихо начала я. – Особенно если это один и тот же человек. Постоянно. Везде где бы ты ни был, тебе нужен только он, он и он. А ему тебя не надо. Совсем. Я понимала в глубине души, что у нас нет будущего, но все равно, упрямо шла к цели. Надеялась на что-то, глупая, - усмехнулась невесело. - Но оказалось, даже сильные привязанности имеют свой предел. Такую, определенную «точку отсчета», после которой начинаешь заново жить. Не с чистого листа, нет, просто ты стараешься не вспоминать все то, через что прошла, надеваешь маску и живешь дальше. Держишь все воспоминания в ящике, и не тревожишь их. Остаешься наедине лишь со своей душой, с которой кажется, сняли живьем кожу, и небрежно сунули обратно в тело. И ты зализываешь раны, умираешь ночами, рвешь сердце неконтролируемой любовью и ревешь в голос. Ночью. В тишине. Когда никто не слышит.
- Бэлла…
- Я люблю тебя! – Сказала громко, что слова эхом разнеслись по полупустой комнате. – И всегда буду любить, ты прекрасно это знаешь. Мне не трудно осознавать, что ты мне нужен, Игнат. Намного труднее принять то, что я не нужна тебе. Это больно, понимаешь? Ты – делаешь мне больно! – Я резко замолчала, унимая обуявшие меня эмоции, и сдерживая слезы, продолжила: - Боль сжигает изнутри. Всю меня, дотла… Но благодаря тебе я многому научилась. Молчать о своих чувствах, к примеру, любить тебя тихо, тайно, зажимать рот, чтобы не кричать от боли, кусать запястья – чтобы не реветь в голос… И самое главное различать: когда тебя любят, а когда просто хотят и используют... Ты сам порвал живые отношения, так зачем хочешь удержать мертвые?
Он стоял, прислонившись лбом к стеклу, и напряженно молчал. Я чувствовала, как острыми иглами впивается в него каждое мое слово, как задевает сущность, причиняет боль. Но такая ли это боль, какую ощущаю я? Неужели он может чувствовать? Этот гребанный киборг! Любимый убийца!
- Я ведь приехал ради тебя. Приехал за тобой, потому что не могу без тебя.
- Ты обманываешься, - покачала я головой.
- Да сглупил, да оступился, выбрал не тот путь… Называй как хочешь! – Разозлился он, и кулаком ударил в стену рядом с окном так, что стекла задребезжали в рамах. – Думал, что с бабками счастье найду, да не вышло.
- Деньги еще никому не приносили счастья, Игнат. Ты это прекрасно знаешь сам.
- Знаю! – Вспылил он, и повернулся ко мне с претензией и горящими злобой глазами: - Ты сама! Посмотри на себя, дорогая! Как ты, добивалась своей цели? Через ложь, обман, предательство! Ты такая же, как я – используешь других, манипулируешь ими.
- Манипулятор у нас только ты, – возразила я: – А я – дура, слепо доверявшая тебе. Играла по правилам игры, о которой даже не подозревала. Сама же разрушила все, своими руками, думая, что целенаправленно двигалась к своему счастью, к любимому человеку, который клялся мне в любви, а на самом деле, любимый, оказался алчным и расчетливым типом, который заполучив свое, бросил, и упек в клинику для душевнобольных.
Игнат, сдерживая свой пыл, проговорил:
- Ты знаешь, почему я так поступил.
Я покачала головой.
Бессмысленное занятие, переубеждать того, кто глух и слеп к своим ошибкам, и свято верит только в свою правоту. Хоть до хрипоты кричи, доказывай – все напрасно.
- Знаю лишь то, что ты променял меня на деньги и документы, которые были самым важным критерием в твоей жизни… Мы не подходим друг другу, Игнат...
- Другим мы не подходим еще больше.
- Не помешаю? - Дашка стояла в дверях, крутила костыли в руках, и всем видом показывала, что оказалась нежеланным свидетелем. Смотрела с вызовом на Игната, и мне даже показалось, что готова была пустить в дело свои ходули, если бы потребовала ситуация.
- Нет, конечно, - обрадовалась я.
Не желаю оставаться наедине с Игнатом. Слишком много боли, и слишком много обвинений. Не сейчас, не сегодня. Рвет сердце, топчет чувства, делает хуже нам обоим. Мне нужен тайм-аут.
Дашка демонстративно прошла мимо Игната, уселась на стул возле кровати, и вопросительно уставилась на меня. Повисла неловкая пауза. Игнат матюгнулся, и быстро покинул комнату, на выходе хлопнув громко дверью.
- Чертов псих, - давясь слюной, выплюнула Дашка в сторону двери, потом присмотрелась, ожидая ежесекундный рост из нее ушей, но когда ничего сверхъестественного не произошло, повернулась ко мне, заявила: - Белка, этот тип меня пугает и нервирует… Еще непонятно, кто из них чудовищней: Шрам, или Игнат, этот.
- Оба хороши, - фыркнула я, и тут меня будто шарахнуло током. – Дашка, срочно верни его! – Закричала я, подпрыгивая на кровати, и впилась ногтями в ее руку. - Верни Игната!
- Чего орешь-то? – Перепугалась подруга.
- Быстрее! Пока он не ушел! – Впала я в истерику, и неожиданно громко разревелась: - Дашуля, родная моя, я тебя умоляю, верни его...
Подруга соскочила с места, и поскакала вслед за Игнатом, так быстро, насколько позволяло ее положение. Я же, истерично разревелась, вздрагивая всем телом. Если он уйдет – всё, пиши, пропало. Я никогда не увижу его, а значит, никогда не узнаю правды. Он не позволит мне узнать, заметет следы… и вновь отберет у меня частичку жизни, заставляя, корчится от нестерпимой боли по ночам, и одиноко провести в пустой квартире остаток жизни…
В течение трех минут, Игнат стоял напротив кровати, смотрел куда-то в стену, а подруга таращила глаза, переводив взгляд с меня на Игната, не понимая происходящего.
- Где он?! – Закричала я. – Ты знаешь, где он?!
- О чем ты? – Безразлично кинул Игнат.
- Не ври мне! Ты все знаешь! Ты ведь сам спросил… Он жив? Отвечай, он жив?! – Я впала в настоящую истерику, и слова давались с трудом. – Почему ты так поступаешь со мной? Ты не имеешь права… Ты не можешь так поступить… - Задыхаясь от слез, орала бессвязно я. – Он тут ни при чем, слышишь?.. Не виноват… Не трогай его!
- Сбрендившая истеричка. – Все так же непроницаемо сказал Игнат, отвернувшись в сторону. Стоял, сунув руки в карманы, и перекатывался с пятки на носок, и на меня, кажется, даже особого внимания не обращал, зато подруга, глядя на истерику, стояла с мокрыми от слез глазами, но не осмеливалась подойти.
- Я ненавижу тебя, сукин сын! Ненавижу! Только посмей перейти мне дорогу…
Игнат в мгновение ока подлетел ко мне, схватил больно за горло, и зашипел:
- Не угрожай мне, дорогая. – Взгляд голубых льдинок, впились в мои глаза. – Н-и-к-о-г-д-а, - процедил он по буквам, и швырнул меня назад. Развернулся на пятках и пошел прочь, а я, схватив подушку, зашвырнула ею в уже закрывавшуюся дверь.
- Будь ты проклят! – проорала что есть сил, и взвыла от боли в плече от напряжения.
Дашка кинула костыли, подскочила ко мне, и стала обнимать.
- Успокойся, девочка моя. Тише, тише, - раскачивала меня из стороны в сторону, - не плакай, мой хороший… Ну ты чего, дурочка? Тш-ш-ш.
Подруга гладила меня по голове, и ревела беспричинно вместе со мной.
- Он отобрал у меня все, - ревела я. – Он всех забрал… Я не хочу так жить… Не могу больше…
- Что ты такое говоришь? – Возмутилась Дашка. – У тебя есть я. Я никому не дам тебя в обиду, даже этому психу.
- Ты не пони-имаешь…
- Ну, всё-всё, успокаивайся, Белочка, - попросила подруга, шмыгая носом. – А то на твой рев, вся больница сбежится. – Она снова стала меня раскачивать, и теперь я уже, поливала слезами ее одежду. – Послушай ты!.. – Грозно сказала кому-то подруга, и мне пришлось поднять свое опухшее зареванное лицо.
Игнат успел одеться и собрать кое-какую сумку. Швырнул на кровать сложенный вдвое тетрадный лист, и стремительно вышел, так же как и появился. Я схватила двумя руками листок, прижала к груди, и теперь разревелась от досады... отчаяния, страха, безысходности... Зачем он это сделал? Сломал меня снова, и бросил. Одну. Выставил виноватой, заставил жалеть обо всех сказанных словах, и ушел. Просто ушел, чтобы я все осознала, и вновь разорвалась пополам. Вкатал в землю, вытер ноги как о коврик и оставил… Господи, дай мне сил! Не могу больше терпеть. За что он так со мной? Говорит что любит, но делает все возможное, подталкивая к суициду. Выбор есть всегда: я должна уйти, чтобы жить, или остаться с ним и умереть. Но разве я заслужила такого обращения? Неужели до конца своих дней, мне нужно страдать от боли и неразделенной любви? Какая глупая трагедия… Бессмысленный роман… Роман с одной дряновой актрисой, которая в жизни – ни в зуб ногой. Кому интересна эта история? Старо как мир…
Прорвавшись с боем через Дашкины девяносто кэгэ, две медсестры смогли-таки проникнуть в комнату, ввести мне успокоительное, и выставить подругу за дверь со скандалом.
- Что ж вы делаете? – Разорялась на всю больницу пожилая медсестра. – Ей покой нужен, двигаться нельзя, не то, что скакать по палате и надрывать голос! Вы хотите еще больших осложнений, чем сейчас?! Довели человека до белого каления!
Они вдвоем вытолкали подругу в коридор, где ее с помощью медбрата, выпроводили до охранного пункта на первом этаже.
Продолжение: http://www.proza.ru/2011/06/27/985